Шевелев Александр Александрович
1934-1992
Известный русский поэт. Выпускник ЛИТМО (1961).
Родился в 1934 году в деревне Крисилино Калужской области, в крестьянской семье. В 1949 году он окончил семь классов и уехал в Новомосковск, в ремесленное училище. Затем учился в Ленинграде, в техникуме и в Ленинградском институте точной механики и оптики, который закончил в 1961 году. В 1973 году окончил в Москве Высшие литературные курсы.
Автор многих сборников стихов: "Август" (1966), "Гончарный круг" (1969), "Нежность земли" (1970), "До первой звезды" (1975), "Простые вести" (1978), "Мне послышалась свирель" (1981), "Земные радости простые" (1986). Книги, вышедшие после смерти поэта: "Последние строки" (1994), "Линия судьбы" (1995). Сборник стихов - песен "Где-то песня слышна - то поет тишина" (1996).
На центральном здании студгородка университета (Вяземский пер., д.5-7), где в студенческие годы жил А.А.Шевелев, установлена памятная мемориальная доска А.А.Шевелева.
В его честь названа железнодорожная платформа «Шевелёво» на участке Санкт-Петербург — Выборг (платформа ранее носила название - платформа «73-й км»), где в дачном посёлке он жил около тридцати лет.
Информация предоставлена семьей А.А. Шевелева.
Большая энциклопедия русского народа.
О нем: в книге Известные выпускники Университета ИТМО. Серия книг "Университет ИТМО: Годы и люди", выпуск 9 - СПб: 2015 - 390 с. - С. 331
ВЕТЕРАН
Опубликовано в газете "Кадры приборостроению" №34 (1311), 1986 (далее по тексту - газета "КП")
В жизни
Многое можно понять,-
Ведь горшки обжигают
Не боги…
Ветеран вспоминает
Опять
Фронтовые дороги,
Вспоминает атаки,
Бои
И по минным полям
Переходы…
А еще вспоминает свои
Довоенные годы.
Вспоминает,
А сам не шумит,
Головою легонько качает
И дымит «беломором»,
Дымит,
На свою он судьбу
Не серчает…
Александр Шевелев,
выпускник ЛИТМО.
НА ПИСКАРЕВСКОМ КЛАДБИЩЕ
Опубликовано в газете "КП" № 31 (1159), 1983
На Пискарёвском - тишина.
Я ухожу к автобусной стоянке.
Лежат погибшие.
И вечная, одна,
Застыла мать с лицом славянки.
И все, столпившись, на нее глядят,
Прищурившись от солнечного света…
Медлительна минута эта,
И птицы через кладбище летят.
А. Шевелев,
выпускник ЛИТМО
НА ПОЛЕ СЛАВЫ
Опубликовано в газете "КП" №3 (1318),1987
Крутые годы
Отошли,
Войной наполненные,
Горем,
И обелиск стоит вдали,
И возвышается
Над полем.
Окопы,
Дзоты,
Блиндажи,
Траншеи узкие,
Косые-
Бессмертной славы
Рубежи…
И имя подвига-
Россия.
Александр Шевелев,
выпускник ЛИТМО
НАЧАЛО ВОЙНЫ
Опубликовано в газете "КП" №3 (1318), 1987
Откуда взялся самолет?
Я ничего тогда не понял.
Домой бежал с полей народ.
Я навсегда тот день
запомнил:
Как шли солдаты
длинным строем,
Еще не бывшие в боях,
Как пыль лежала
серым слоем
На потных лицах,
на плечах.
Бежали мы гурьбой
за строем,
Что растянулся
в полверсты.
Потом они
шагали полем,
Минуя лес,
Овраг,
Кусты.
И долго их вдали качало,
Среди лугов и тишины…
Таким запомнил я начало
Уже начавшейся войны.
Александр Шевелев,
Выпускник ЛИТМО.
Газета "Кадры приборостроению" № 17 (1254) Среда, 7 мая 1986 г.
Воспоминания о весне 1945 года
1
Явилась, словно из огня,
Присев на лавку с краю,
Спросила женщина меня,
Куда я уезжаю.
И развязала узелок,
Достала краец хлеба;
И был вокзальный шум
Далёк,
И чистым было небо,
А в небе звёзды
И луна…
И завтра
Кончится война.
2
Гремят духовые оркестры,
Мой край удивлённый
Притих.
Глядят на дорогу невесты
И ждут
Долгожданных своих.
И видно:
За клубами пыли,
Шагают солдаты с войны,
Глаза их
Пол мира вместили,
Их думы –
Россией полны.
3
Земля встречает
Радостно
Весну
И дышат глубоко
И обновлено…
Не позабыть мне
Детство,
И войну,
И линию атак
И обороны.
Не позабыть мне
Рваные поля,
Реку,
Что в беженстве бежала…
О, как стонала
Древняя земля,
От дыма задыхаясь,
От металла!
Глядели дзоты
Пропастью бойниц
Поверх укрытий,
временных пехотных…
Ждала Россия
Возвращенья птиц,
И соловьёв своих,
А не залётных.
4
До горизонта самого
Вода
Стоит, лишённая движений,
А над водой туман весенний
Прозрачный,
Хрупкий, как слюда.
И, обессилев за ночь,
Льдины
Стоят, как тёлки
У стогов.
Вода…
Не видно берегов…
И мать читает мне
Былины.
Александр Шевелев,
выпускник ЛИТМО.
Вячеслав Бучарский о Александре Шевелеве
Подростки Победы
Лирический путеводитель
В начале 1961 года из родимого, утопавшего в облаках белых снегов Саратова я приехал в Ленинград учиться. В ту пору развивались хрущёвские реформы образования; в Ленинградском институте точной механики и оптики, например, первокурсников, имевших производственный стаж, на первый семестр отправляли по домам — трудиться на прежних рабочих местах. И вот когда после зимних каникул я в потоке иногородних "трудовиков" нагрянул в общежитие в Вяземском переулке на Петроградской стороне, у коменданта было много проблем с нашим размещением.
Чернокудрые и пучеглазые, насмешливые однокомнатники встретили меня, в общем, миролюбиво. Правда, несколько первых ночей пришлось провести в соседнем «номере», где была свободная койка. А мой предшественник Марк Бродский уверенно являлся ночевать на привычное место. Но в дальнейшем он все-таки отбыл в родной Витебск, и я спустя почти месяц после вселения вполне утвердился в правах в 504-й комнате. Нынче вспоминаю прожитые в ней полгода с улыбкой умиления. Чего только не учиняли в "общаге" мои старшие товарищи, оказавшиеся к тому же членами группы поддержки институтского джаз-оркестра!
В те февральские 1961 года дни мне частенько приходилось на ночь «арендовать» койко-место в комнате, где старшим был пятикурсник из Калужской области Александр Шевелев. Спортивный, заводной и смешливый красавец-брюнет оказался поэтом-лириком: по-пушкински курчавый, но бледный и впалощёкий, так и не отъевшийся после военной голодухи детских сельских лет, он писал "подковыристые" почвенно-урбанистические стихи. Дипломник-радиотехник, Шевелев был известен в семинарах Библиотеки имени Маяковского, где лидером был Даниил Гранин, и в литературной студии журнала «Нева», которой руководил признанный мастер поэзии Всеволод Рождественский.
Некоторые из стихов Шевелева мне сразу запали в ностальгическую глубь.
Мир
Стоит такая тишина!
Душа по музыке тоскует.
Прошла,
отгрохала война…
Ребенок мир другой рисует.
Рисует дом
и желтый дым,
а рядом — розовая речка.
И голубого человечка,
и солнце красное над ним.
В день победы
Мне шум дождя,
Весенний, теплый,
напоминает без конца
и клен,
и сад,
и юный тополь,
что был посажен у крыльца
не мной,
а дедом в День Победы.
в день необычный торжества…
Узнавши, что "салага из Саратова" имеет творческий стаж литератора (будучи токарем на Подшипниковом заводе, я писал рассказы и комсомольские очерки, которые публиковались в заводской многотиражке «Знамя труда»), Шевелев вручил мне однажды, на трамвайной остановке, пригласительный билет в Дом ленинградских писателей (Дом писателей им. В.В. Маяковского). Я попал на вечер поэзии, на котором однофамилец моего предшественника по общежитейской койке выступал с чтением переводов английских поэтов. Черным облачением и картавым выговором Иосиф Бродский показался мне похожим на протестантского пастора из советских исторических кинолент.
Такого, чтобы я пил с поэтом-переводчиком Бродским на брудершафт или выпрашивал у него книжки с автографом, не было. Хотя можно было бы и присочинить артефакты неформального общения ввиду усиленной посмертной канонизации рано умершего нобелевского лауреата. Я ведь тоже пролетал над теми же берегами, был его ровесником.
Еще два или три раза пробивной Шевелев вытаскивал меня на литературные вечера в Ленинградский дом писателей. Как-то он заглянул в нашу 504-ю комнату по пути из кухни, где жарил на подсолнечном масле нашпигованную луком картошку, и стал выспрашивать, что за город — Саратов, в который он получил распределение. Я, конечно, в самых восторженных словах обрисовал город под небесами моего отрочества.
Спустя примерно год случайно встретился с Александром на набережной Карповки у пивного ларька у бани. Он к тому времени успел жениться на доброй медичке с комнатой в «коммуналке» и ленинградской пропиской и стал, таким образом, полноправным «питерским». Трудился спецом по полупроводникам в каком-то почтовом ящике, писал стихи и часто выступал на литературных вечерах.
Оглядывая меня веселым и доброжелательным прищуром быстрых охотничьих глаз, Шевелев вспоминал, как поехал он по направлению в город на Волге и только благодаря исключительным дипломатическим способностям получил "отбой" на оборонном предприятии в районе «Дачные остановки».
— Ширинка без пуговиц эти «Дачные»! — без всяких "околичностей" заявил мне поэт. — И вообще я насилу я выколупался из твоего "папы-города".
Заметив, как крепко я обиделся, Александр захохотал, вскинув продолговатый рубанок-подбородок, тряхнул меня за плечо.
— Чего так ершишься, волгарь! Я ведь про заводскую окраину говорю. А старая часть города — ого-го!.. Маленький Берлин.
…На одном из вечеров в Доме писателей я обратил внимание на весьма пожилую женщину, которую назвать старухой все-таки не поворачивается язык. При среднем росте она казалась высокой благодаря гордо вскинутой голове; нос с крепкой горбинкой, снежной белизны волосы, обрезанные на уровне сережек в ушах.
Перед этой неброско одетой блокадницей, проходившей между резными колоннами и украшенными лепниной сводами, многочисленный в вестибюле народ расступался, будто по команде, а она шла в своем бежевом строгого покроя платье с ниткой янтарей вокруг шеи и смотрела на людей с ласковой строгостью, точно врач на излеченных им больных. Вокруг ее головы, как мне показалось, было несильное, но явное серебристое сияние.
Знавший в лицо всех членов ленинградской писательской организации Шевелев схватил меня за локоть и сказал возбужденно:
— Цапай мгновение, старик! Это же Ахматова Анна Андреевна! Серебряный век русской словесности...
Зыбок и расплывчат этот образ благообразия в моей памяти. Фотографии не укрепляют и не усиливают его. Но видение серебристого сияния вокруг лика горбоносой Матери не стирается. Значит, в самом деле, было?
Безответная любовь
После выхода в 1966 году в Ленинграде сборника стихов «Август» Шевелев был сразу признан и критиками, и читателями. Инженер-электронщик и молодой поэт признавался:
Душа моя не огрубела,
Она совсем не помнит зла.
Она простые песни пела.
Земные делала дела.
Такое признание не было раскатистой сенсацией. Но, помню по личному ощущению, великое множество молодых советских мужчин могли рекомендоваться точно так же.
Герои лирики Шевелева — деревенские люди, которых поэт любил нежно и скромно. Деревенский мир для Шевелева неисчерпаем и прекрасен, он перерастает свои рамки и соседствует с мирозданьем:
И центр всему — земная ось
Торчит у дальнего сарая.
Такая "неправда" имеет художественный заряд огромный масштабности. Поэт высшего технического образования увидел мир в единстве бесконечно большого и малого. В его стихах возникает по-лермонтовски беседа звезд:
Известно только Богу одному,
Что рассказать звезда звезде хотела…, — и тютчевское «святилище небес»:
На лавку сел я возле тына,
И ночи древняя краса,
Вселенной странная картина
Глядела прямо мне в глаза.
Поэт-лирик Шевелев был незаурядным пейзажистом. Он чутко ощущал русскую природу:
Где горизонта полоса
холмы расставит, как посуду.
Сквозной мотив поэзии Шевелева — благоговение перед таинством жизни, ощущение сопряженности извечно-мирового, и повседневно-бытового.
Почти два десятка его поэтических сборников вышли еще в то время, когда город назывался Ленинградом, а самое престижное в стране издательство — «Советским писателем».
В 1970-е лирика Шевелева все больше наполняется песенной стихией, усиливается ее эмоциональная активность. Проникновенный и напевный лирический строй поэзии Шевелева привлек внимание многих композиторов, которые отмечали «музыкальность стихов Шевелева, идущую изнутри слова, музыкальную энергетику образов» (Г. Фиртич). На стихи Шевелева написано много песен и вокальных циклов. Получили известность «Поздний лист рябины» (Ст. Пожлаков), «Присягаю земле» (В. Соловьев), «Зимний день», «Листопад», «Мгновение», цикл «Память» (Г. Фиртич), цикл «Тихие песни» (А. Сивашова). Весьма солидна библиография калужско-ленинградского поэта Александра Шевелева. Его сборники стихов: Август. Л., 1966; Гончарный круг. Л., 1969; До первой звезды. Л., 1975; Простые вести. Л., 1976; Единственная земля. М., 1979; Мне послышалась свирель. Л., 1981; Я возвратился из пурги. М., 1982; Осенний перекресток. Л., 1984; Всем сердцем. М., 1984; Окликая судьбу. М., 1985; Земные радости простые. Л., 1986; Сердце матери. Л., 1988; Вечерняя равнина. М., 1989; Последние строки. СПб., 1994; Линия судьбы. СПб., 1995; Я оставляю вам. СПб., 1995; Где-то песня слышна — то поет тишина: Песни. СПб., 1996. Избранное: Стихотворения. Проза. Друзья о поэте. СПб., 1998. Соч.: Поклонение слову [Автобиография] // Избранное. СПб., 1998.
По следу Гагарина
На полках моей библиотечки собрались почти все подаренные мне им прижизненные издания Шевелева — ленинградские и московские, а в 1995 году друзья из Санкт-Петербурга прислали обе его посмертные книги, изданные за счет спонсоров и на хилые средства близких и единомышленников. Один из них, писатель Юрий Колонтаевский, был когда-то, как и Александр Шевелев, и автор этих строк, студентом Ленинградского института точной механики и оптики. Сокращенное название вуза — ЛИТМО мы в шутку переводили так: литературно-механический институт. Технари того далекого времени вовсе не шарахались от изящной словесности!
После Ленинграда я оказался в Калуге; прожитые здесь четыре десятилетия не были столь благосостоятельными, чтобы можно было часто вырываться на "брега Невы". Но была переписка, были и прорывы в город молодости, а пару раз мне выдавалось вместе с Александром Шевелевым по-писательски выступать у него на родине в Спас-Деменском районе. Не забыть его узкое, решительное, как у скандинавского воина, лицо, которое как будто обескровилось, когда мы проходили в виду щербатого строя бревенчатых развалюшек в его родном Крисилине и вышли к бурьянной вольнице на месте отчего дома. А еще запомнился жалостный хрип старушки, бывшей когда-то соседки: «Сашка, ты ж совсем сивый стал!».
Две заключительные книги стихов замечательного ленинградского поэта — «Линия судьбы» и «Последние строки» — вышли в 1994 году в Санкт-Петербурге, уже после смерти в 1993 году автора, уроженца калужского края.
В сборнике «Последние строки» есть автобиография Александра Шевелева; он сообщает, что родился в деревне Крисилино, что рядом с Варшавским шоссе и в трех сотнях верст от Москвы. Исчезающая ныне эта деревенька значится в Спас-Деменском районе Калужской области. Там в 1934 году, через полгода после рождения в селе Клушино Гжатского района Юрия Гагарина родился Александр Шевелев — в такой же бедной крестьянской семье. В 14 лет он, как и Гагарин, спасаясь от голода, навсегда покинул родной дом, уехав учиться в ремесленное училище, но не в Москву, как Юрий, а в Тульскую область, в город Ново-Московск.
После училища Александр с разгона, как и Юрий Гагарин, закончил еще и техникум, но не в Саратове, а в Ленинграде, а потом там же приборостроительный институт ЛИТМО; стал инженером-электронщиком и отработал в таком качестве почти десяток лет в секретных НИИ. Однако все это лишь этапы биографии советского служащего. Судьбой же Юрия Гагарина стала космонавтика. А призванием и судьбой Александра Шевелева стала поэзия. Всю жизнь он сочинял стихи о любви к Родине, матери, героям-отцам, не вернувшимся с Победой, труженикам-односельчанам и переменчивым городским красавицам.
Знакомясь с посмертными поэтическими сборниками Шевелева, видишь, что самым сильным потоком в его творчестве были именно стихи о крестьянах, исполненные искренней и глубинной тоски-тревоги к русской природе и жителям так называемой "глубинки". Этот поток возникал из неотступного желания разгадать недобрую тайну России: почему несчастен народ богатейшей и прекраснейшей страны?
Идет, качается крестьянин,
Нет, он не пьян,
он опьянен,
Он одурачен, одурманен
И потому — опять смешон.
Как разъясняет далее поэт, крестьянин качается от того что, встав раньше звезды, успел засеять поле. Кем опьянен, одурачен и одурманен труженик, кому он смешон, в стихотворении не разъясняется. Сказано только, что крестьянин прошел обман и горе, но честным вышел из беды. И еще один намек: эпиграфом взята к стихотворению знаменитая рубцовская строка: «Россия, Русь! Храни себя...».
С Николаем Рубцовым его сверстник Александр Шевелев, интеллигент того же глубинно русского происхождения, был в приятельских отношениях. Это подтверждает включенное в сборник «Линия судьбы» стихотворение «Последний приезд Николая Рубцова в Ленинград». Оно не помечено датой, однако вероятно, что встреча произошла в ту пору, когда Шевелев возглавлял отдел поэзии в журнале «Аврора».
В этом стихотворении у Шевелева прорывается завистливая нотка: «Рубцов почти что знаменит, почти уже бессмертен». Без зависти не бывает искусства, которое по сути своей есть результат творческой конкуренции. Но сильнее "ревнивинки" в строках Шевелева звучит чувство общности судьбы всех по-настоящему русских поэтов — горькое чувство оттесненности от своего народа, печальное чувство дождя, проходящего стороной. Еще это чувство можно назвать так: безответная любовь к нечитающему крестьянству.
Но мудрость высокой поэзии в том, что любовь есть не подвиг, а утешение. И эта мысль сверкает во множестве стихотворений позднего Шевелева.
Ничего мы, поверьте,
Не стоим
Без любви к этой вечной
земле, — восклицает он в одном из стихотворений, напечатанных в сборнике «Последние строки».
Любить Россию — не отвага,
А просто смысл судьбы моей.
Это уже из сборника «Линия судьбы». Там же поэт заявляет:
Мне довелось в России этой
жить, —
И я не клял ее, а только
славил.
А в другом стихотворении объясняет причину такого отношения:
И такою веет силой
От тебя, Россия!..
Жизнь!..
Наконец, не без гордости поэт как бы бросает в лицо некоторым из "русскоязычных" коллег по поэтическому цеху:
Я не предал ни разу
эту землю!
Стихи Шевелева годились бы только для школьной стенгазеты, если бы состояли из одних деклараций. Но как раз лозунгов в них меньше всего.
Еще самонадеянным литобъединенцем в начале шестидесятых Шевелев попал на Всесоюзное совещание молодых писателей, где был замечен большим русским поэтом Василием Федоровым. «Из тебя, Александр, может получиться хороший поэт, для этого надо бы еще пуще проникнуться красотой русской речи», — сказал ленинградскому электронщику поэтический Мастер. И тем на три последующих десятилетия — до самой смерти – определил Шевелеву смысл и направление жизни: неотступное освоение самоцветных сокровищ русского слова. И не эстетское искательство, не ироничное исказительство, — это было по-крестьянски истовое проникновение вглубь народного бытия.
Люблю в характере России
Простор и удаль и печаль, —
сказал в одном из стихотворений Шевелев. В таком признании слышится достоинство состоявшегося поэта и гражданина. То есть лица, которое всеми помыслами принадлежит родной стране.
Над Россией сквозняк
Выдувает все живое, —
тревожно отмечает поэт. Он успокаивает любимую женщину:
Ни твоей, ни моей вины,
Что над Родиной ворон
кричит.
Это в Шевелеве от крестьянского воспитания:
Народа русского терпенье
Я с детства раннего
познал.
Смысл народной педагогики нехитр:
Жить по совести трудно, непросто,
Но другого ведь нам
не дано.
Сродни таким сентенциям и отголосок личной драмы поэта:
Да, был я гордый человек, —
Но время шло, и я смирился...
Кровавый и жестокий век
С рожденья надо мной
глумился.
Здесь — и признание, и понимание личное, бытовое. Но принадлежность к миру поэзии дает иную подсветку невеселому исповеданию русского человека. Смирился Шевелев не только потому, что... Укротил он свой неуемный темперамент еще и для того, чтобы...
И тишина в просторе
русском
Струною времени звенит.
Не бытовому человеку, а истинному поэту дано услышать струну времени и перенести тишину русского пространства в стихотворные строчки. Такой сверхслух и мастерство обретаются ценой личного смирения — так искренний, не по выгоде в качестве жизни монах постигает Божественную всемудрость под греческим названием исихазм.
У края поля женщина
стояла,
Перебирая, словно струны, лен...
Разве не памятник русской крестьянке — скромный, но нерушимый — всего в двух строчках! Или вот картина предвечерья:
И словно лезвием каленым
Срезая уходящий день,
Заря бежит по юным
кленам
В оправе бедных
деревень.
Прямо-таки осязаема параллельность лучей рассвета:
Лучи острей стамески
Лежат поверх травы.
Только русское чувство пейзажности могло подсказать:
И тетивою горизонт
звенит.
А радость восприятия начавшегося дня вырывается так:
Синевою набито окно.
Зато ночь вызывает совсем иное чувство:
И темнота, как
утомленный зверь,
Ложится на крылъцо
под дверь.
Или еще о том же:
Ночь непроглядна и густа
Стекает с каждого листа.
Сознание своего долга перед простыми людьми глубинной России помогло поэту Шевелеву не раствориться в книжно-фарисейской фальши западной столицы, прорваться сквозь заумь богемных кругов, отринуть завистническую истерику диссидентщины. Любовь к русскому крестьянству наполняла жизнь поэта духовной ясностью.
Хорошо жить на земле,
Если в доме рядом мама, — с детской простотой утверждал убеленный снеговой сединой поэт. Вспоминая земляков, оставшихся за далеким порогом детства, он завидовал:
Мои наставники умели
Найти всегда во всем
ответ.
Прощальная неразменная любовь слышится и в такой характеристике калужско-смоленского крестьянства:
Здесь во власти другие
кумиры,
Не дадут заблудиться,
пропасть,
А пойдут на спасенье всем
миром.
* * *
В шестидесятые годы в Ленинграде было много разговоров о поэтическом новаторе Иосифе Бродском. Где-то уже на третьем курсе я читал огромный репортаж в ленинградской газете «Смена» с судебного заседания, на котором разбиралось дело о тунеядстве Иосифа. В духе хрущевского волюнтаризма литератора приговорили к трудовому воспитанию — год он проработал завклубом в леспромхозе в Архангельской области и в 1964 году «героем» вернулся в Ленинград. А через пару лет успешно эмигрировал «на Запад».
Знаменитая певица советского времени Эдита Пьеха, сверстница и современница Шевелева, свои достижения на эстраде объясняла тем, что всегда придерживалась правила: артист обязан любить публику. Если любовь неподдельная, народ обязательно ответит признанием.
Хотелось бы, чтобы земляки-калужане Александра Шевелева, особенно молодежь Спас-Деменского района, знали и помнили прекрасного русского поэта, который мыслями и чувствами всю жизнь был привязан к полям и дорогам этих мест, к берегам задумчивой и смиренной Болвы.
член Союза писателей СССР.
Калуга.
Страница обновлена 13.09.2016